Леонов И.С. Особенности изображения Таинства Исповеди в современной православной художественной литературе
УДК 821.161.1
ОСОБЕННОСТИ ИЗОБРАЖЕНИЯ ТАИНСТВА ИСПОВЕДИ
В СОВРЕМЕННОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Леонов И.С.
В статье на материале современной приходской прозы раскрывается нравственно-этический, мировоззренческий и богослужебно-обрядовый комплекс мотивов, среди которых особую роль играет мотив исповеди.
Ключевые слова: современная духовная проза, приходская проза, протоиерей Александр Шантаев, мотив исповеди.
SACRAMENTAL PECULIARITIES OF THE CONFESSION
IN THE MODERN ORTHODOX LITERATURE
Leonov I.S.
On the material of the modern parish prose the article describes the moral and ethical, philosophical, liturgical and ceremonial complex of motives where the motive of confession plays a special role.
Keywords: modern spiritual prose, parish prose, archpriest Alexander Shantaev, the motive of a confession.
Русская классическая литература во многом базируется на традиционных христианских ценностях, обращается к нравственно-этическому, мировоззренческому и богослужебно-обрядовому комплексу русского Православия. Персонажная система многих произведений включает образы священников и монахов, которые выполняют положенные им действия: совершают богослужения, проповедуют, принимают исповедь, напутствуют умирающих.
Особую роль в отечественной литературе занимают исповедальные мотивы, связанные с одним из важнейших церковных таинств – таинством Покаяния. В русской ортодоксальной традиции оно неразрывно связано с другим важнейшим таинством – Евхаристии (Причащением) – и служит для человека своеобразным подготовительным этапом перед ним.
В литературе XIX века мотив исповеди встречается в произведениях М.Ю. Лермонтова «Мцыри», Ф.М. Достоевского «Бесы», Л.Н. Толстого «Юность» и т.д. В данном контексте речь идет о суженном, церковно-обрядовом понимании таинства как встречи исповедующегося и исповедника (священнослужителя) с целью принесения первым покаяния и получения разрешения от грехов. В более широком значении исповедь может пониматься как откровенный разговор, попытка одного персонажа поделиться мыслями и переживаниями с другим (разговор Ивана Карамазова с Алешей) или автора с читателями («Исповедь» Л.Н. Толстого).
В настоящее время в российском обществе возрастает интерес к религиозной проблематике в единстве этико-философских, мировоззренческих и институционально-иерархических аспектов. В литературе последних десятилетий наблюдается формирование нового явления, которое можно обозначить рабочим термином «православная (или духовная) художественная проза». Ее авторами являются священнослужители и воцерковленные миряне, а идейно-тематической доминантой – вера и поиск Бога современным человеком.
Одной из разновидностей православной литературы сегодня становится приходская проза, изображающая жизнь сельского прихода современной России. По мысли православного священника, писателя и этнографа протоиерея Александра Шантаева «церковный приход по своей оси представляет участие верных в совершении главнейшего и первейшего христианского Таинства – Евхаристии, а всеми прочими сторонами и гранями распахнут в актуальную действительность, открыт всему фронту истории и народной культуры» [2, с. 11]. Изображая приходскую жизнь, писатели-священники особое внимание уделяют богослужебной практике, исполнению треб, общению с прихожанами и односельчанами, хозяйственным заботам, церковному быту.
Особое место в приходской прозе отводится изображению таинства исповеди, которое может совершаться в трех пространственно-ситуационных системах:
– исповедь на дому в процессе напутствия умирающего;
– исповедь в храме постоянного прихожанина;
– первая исповедь (может совершаться как в церковном, так и в домашнем пространстве).
Расположение данных систем соответствует принципу от наиболее частотному к наименее частотному. Это связано с общей духовно-религиозной ситуацией в современном русском селе, для жителей которого в большинстве случаев вера и церковь становятся актуальными на последнем этапе жизненного пути. Ситуация регулярной исповеди становится типичной для небольшой группы прихожан, старающихся следовать традиции. Первая исповедь – явление крайне редкое для сельского прихода, что связано с рядом социальных и культурно-исторических реалий: переезд молодого поколения сельчан в города на заработки, влияние стереотипов еще советской действительности.
Особый акцент на изображении человека в момент последней исповеди делает протоиерей Александр Шантаев в сборнике рассказов «Асина память», основанном на многолетнем опыте пастырского служения автора в российской глубинке. Мотивы, связанные с таинством покаяния отражаются в его рассказах «В праздник», «На дому», «Сглаз», «Сирота», «При смерти», «Умирающая», «Визит к колдунье».
Изображение исповеди в произведениях приходской литературы может быть выстроено на основе полного или частичного чередования следующих этапов:
– путь священника к исповедуемому, мысли и чувства, которые охватывают его в этот момент (в случае, если исповедь происходит на дому);
– изображение портрета исповедуемого, окружающих его лиц, интерьера;
– подготовительные молитвы;
– монолог кающегося / диалог со священником (часть беседы может предварять исповедь);
– чтение разрешительных молитв, после исповеди
– размышления, чувства священника после исповеди, возможный разговор с напутствуемым за рамками таинства.
Монолог кающегося или диалог его со священником – центральная часть исповеди. Именно от глубины покаянных чувств, искренности раскаяния, личностного участия исповедуемого в деле собственного нравственного очищения, по мнению автора, зависит исход исповеди, соединение и примирение человека с Богом, открывающее для него путь к вечности. В этом смысле крайне важной представляется роль священнослужителя: «В беседах у ложа умирающих людей, предваряющих исповедь, непременно приходится говорить о загробной участи, Суде Божьем, искать совместной оценки прожитой жизни, предупреждать возможные страх и отчаяние» [2, с. 73-74]. Опытный священник пытается выделить основные акценты в речи исповедуемых. Здесь обнаруживаются мотивы самоукорения, страха, сомнения в благополучной посметрной участи, частичного самооправдания («всю жизнь трудилась, никому зла не делала, жила как все…» [2, с. 74]), усталости от жизни. Изредка отмечается отказ от исповеди убежденного атеиста или бравада.
Монолог кающегося включает в себя как элементы индивидуальных переживаний, свидетельствующие о напряженности внутренней жизни, так и общепринятые (особенно в сельской среде) ритуальные формулы, идущие от народного восприятия веры, своеобразной традиции: «Во всем грешна…» «Грешна словом, делом, помышлением…» и т.д.
Классифицировать представленные в приходской литературе исповедальные модели можно по принципу сочетания ритуальных формул и искреннего, субъективного покаяния. При доминировании или полном вытеснении покаянного чувства словесной ритуалистикой исповедь может носить формальный характер, возникает мотив нереализованности таинства или отказа от его совершения.
В этой связи можно выделить три исповедальные модели, отраженные в современной приходской прозе.
1. Совершённая исповедь. В данном случае речь идет о глубоком очищении человека, сближении его с Богом. Произошедшие изменения в духовном мире человека отражаются во внешнем облике персонажа. Обращает на себя внимание его внутренняя сосредоточенность, устремление взгляда к иконам, чтение молитв. Подобная модель обнаруживается в рассказе протоиерея Александра Шантаева «В праздник»: «После ухода священника Татьяна долго стояла у икон, шепча вперемешку обрывки молитв, которые помнила, много и часто осеняя себя крестным знаменем» [1, c. 92]. Здесь же автор передает чувства и воспоминания персонажа, обращается к его внутреннему миру: «В памяти всплывали бесконечно яркие и счастливые образы времен ее давнишней юности – синее ночное поле, кони, запряженные в сани, пахнущее сухим цветом сено, разбросанное на церковном полу…» [1, c. 92-93]. Еще одно свидетельство совершенного таинства – включение в текст мотива видения. Так в рассказе «При смерти» умирающая женщина на вопрос священника «Видишь ли ты свое спасение?» дает следующий ответ: «Светает, вижу…» [1, c. 165].
2. Частично совершённая или формальная исповедь. Данная модель возникает в том случае, если внешняя сторона таинства соблюдается, однако со стороны исповедуемого не проявляется чувства покаяния и стремления к очищению и соединению с Создателем. Подобная ситуация возникает либо в условиях отсутствия должной подготовки к таинству, либо в случае подмены искреннего покаяния устойчивыми ритуальными формулами.
Этот пример можно найти в рассказе протоиерея Александра Шантаева «На дому», в котором исповедующаяся старуха на вопрос священника о грехах отвечает: «Да не в чем, батюшка, в чем же я гряшна (? Не блудила, ничего не делала, живу одна. Нет у меня гряхов…» [1, c. 138] (курсив и орфография автора – И.Л.). Однако услышав, что без покаяния нет возможности причащаться, пожилая женщина говорит уже обратное: «Гряшна, гряшна, во всем гряшна…» [1, c. 138]. В этом же произведении следует отметить мотивы глухоты, слепоты, окостенелости, мертвенности, что может быть интерпретировано не только в физиологическом, но и в духовно-метафизическом контексте. В первую очередь это проявляется на уровне портрета: «Уже заметно окостеневшая, неуверенно передвигающая ногами, подслеповатая. Я принялся кричать ей в ухо, в ответ же: – Не слышу ничего, мой хороший…» [1, c. 137].
Глухота исповедуемой и вынужденная громкость речи священника делает таинство гласным и публичным. В нем принимают участие ожидающие своей очереди старухи, выступающие в роли «переводчиков» или комментаторов услышанного: «Когда я отпустил ее, бабки зашушукались: – А в том, что дрова воровала, так и не покаялась!» [1, c. 138].
В рассказе «Сглаз» автор открыто сравнивает исповедь на дому с колхозным собранием, отмечая своеобразный характер мотивировки исповедуемых старух: «… священник для них – лицо, которое может и должно защитить «от колдовства», «от сглазу», «от соседки-ехидны» [1, c. 141].
В данные условиях таинство покаяния теряет свое сакральное содержание, превращается лишь в набор обрядовых действий, обладающих в народном сознании самодостаточностью и не связанных напрямую с духовно-нравственным состоянием человека и его подготовкой к вечности.
3. Несовершённая исповедь. Данная модель возникает в ситуации, если священник или исповедуемый категорически отказывается от участия в таинстве по причинам принципиального несогласия друг с другом как с носителями противоположных духовных установок. Случай отказа исповедуемого от таинства из-за атеистических убеждений (священник был приглашен верующей женой) выливается в состояние близкое браваде и мотивируется автором как обратная сторона страха перед неизведанным: «Не надо мне этого, все равно на том свете с чертями плясать буду…» [1, c. 75]. Подобная ситуация возникает и в рассказе «Визит к колдунье»: таинство не может быть совершено по причине отсутствия покаяния и враждебного отношения к церкви со стороны сельской знахарки: «Всем своим видом она давала понять, что ни в чем исповедоваться не желает, поэтому я попрощался и ушел. Похоже, и она провожала или, скорее, выпроваживала нас с облегчением [1, c. 208].
Таким образом, в статье рассмотрены особенности мотива исповеди в современной отечественной приходской прозе.
Список литературы:
1. Шантаев А., прот. Асина память. – М.: Издательский дом «Никея», 2015. – 250 с.
2. Шантаев А., иерей. Священник. Колдуньи. Смерть. Этнографические очерки сельского прихода. – М.: Благо, 2004. – 239 с.
Сведения об авторе:
Леонов Иван Сергеевич – кандидат филологических наук, доцент Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина (Москва, Россия).
Data about the author:
Leonov Ivan Sergeyevich – Candidate of Philological Sciences, Associate Professor of Pushkin State Russian Language Institute (Moscow, Russia).
E-mail: mamif.lis@rambler.ru.
